«Военком, к которому я пробился с огромным трудом, – вспоминает Илья Юльевич – просмотрев мое личное дело, отложил его в сторону: «Врачи нам и здесь нужны, понятно? Кругом! Шагом марш!».

Друзья-спортсмены сказали мне между тем, что на базе динамовского общества ЦК ВЛКСМ формирует отдельную мотострелковую бригаду особого назначения. И я добился своего, попал в эту часть. Кроме спортсменов в бригаду взяли немало студентов-москвичей из МГУ, Энергетического института, крупнейшего довоенного гуманитарного вуза страны ИФЛИ. Здесь были поэты Семен Гудзенко, Юрий Левитанский, сочинившие вскоре песню «В бой за красную столицу, москвичи». Мы все ее пели…

B бригаде служили многие чемпионы и рекордсмены страны и мира – легендарные братья Знаменские, Алексей Долгушин, Николай Королев, Леонид Митропольский, Али Исаев… Ребята крепкие, отважные, до самозабвения преданные Родине. Все мы вместе проходили курс «партизанской науки»: подрывное дело, радио, языки. Занимались с нами опытные наставники, и все мы понимали, какой важности задание нам поручают: бригаду будут перебрасывать тыл фашистов. Были в нашей части и девушки, причем попадали они к нам с хитростью. О, эта «хитрость»! Дело в том, что, овладев специальностью санинструктора, девушки не могли рассчитывать на зачисление в бригаду – такое количество медиков не предусматривалось. Тогда многие из них «переквалифицировались» в радисток, В небольшую разведывательно-диверсионную группу медицинскую сестру не посылали, a радист должен быть обязательно вот они и «хитрили» …

Никогда не забыть мне знаменитый парад на Красной площади 7 ноября 1941 года, Нашей казармой было тогда здание Литературного института на Тверском бульваре. О самой возможности парада мы могли только мечтать… Даже теперь, по прошествии более четырех десятилетий, я испытываю то же волнение, охватившее каждого из нас, когда мы ступили на заснеженную брусчатку площади».

«Осенью 1942 года в Клетнянском лесу (Брянская область – от автора), как раз в тот момент, когда к нам пришло соединение Черниговских партизан… в лесу я встретил пожилого человека в линялой телогрейке, залатанной, но очень тщательно простиранной, в таких же шароварах, в солдатских сапогах, им тоже начищенных, его талию, далеко не юношескую стягивал солдатский ремень с подсумками, с гранатами. За спиной висела обычная крестьянская котомка, карабин, а слева я увидел сумку, холщовую сумку с красным крестиком, сшитым из ленточек, каким девочкам заплетают косы.  Мы посмотрели друг на друга и бросились в объятья. Это был мой учитель, доцент хирургической клиники второго медицинского института Николай Григорьевич Кузнецов. Мы расстались с ним на второй день войны, когда я сдавал последний государственный экзамен, а Николай Григорьевич пришел уже в форме военврача первого ранга, он получил назначение корпусного хирурга, уезжал на фронт и был очень рад. И вот много времени спустя, мы встретились в партизанском лесу, учитель и ученик, врачи оба и оба с оружием. Вот вооруженные медики. Человек, призванный исцелять недуг, залечивать раны, с автоматом (у меня был немецкий, я был молодой, все бравировал… а у него карабин был обычный, с гранатами). Имели ли мы на это моральное или этическое право? Я думаю, что мы имели и вскоре убедились. Фашизм с его человеконенавистническими бредовыми идеями был чумой, и Родина призвала нас на борьбу с этой чумой. Очень скоро уже пришлось убедиться, что имели мы такое моральное право носить оружие. Уже в дни подмосковной битвы под Клином, здесь, 23 ноября 1941 года мне впервые в жизни пришлось не только обнажить, но и применить оружие. Немецкие лыжники напали на наш санитарный автомобиль, в который я только что погрузил раненых. Через наспех наложенные повязки сочилась кровь, наши солдаты были беспомощны, не могли оказать сопротивление. И я с группой преданных мне красноармейцев должен был принять этот бой, чтобы спасать раненых уже не как врач, а как солдат, как воин».